Вьетнам – Камбоджа. Сием Риеп. Часть 1
Спать ночью в самолете, даже если тебе отмерены щедрые 9 часов и рядом свободное кресло, невозможно. Это было мое первое удивление. Поэтому ты вываливаешься из дверей аэропорта, пошатываясь, и с изумлением утыкаешься во вьетнамцев, которые сидят в пяти метрах от входа и с видимым удовольствием поглощают суп. Рисовая лапша, говядина, палочки, плошка. Неприлично большая, столовская. Тебе хочется – и супа, и смотреть на странных вьетнамцев долго и с изумлением, но представитель фирмы «Фокус Азия» после ответа на первый же вопрос, отправляет тебя обратно в здание аэропорта. На регистрацию. Потому что через 3 часа тебе снова в самолет – до Камбоджи. Такой вот тур.
Так что вьетнамцы появятся послезавтра. И с этим приходится смириться. Смиряемся, досыпаем в креслах. Раньше подозрительно поглядывали на людей, скрючившихся на трех креслицах в зале ожидания, теперь сами скрючились – и в ус не дуем. Время подходит, чувство дежа вю усиливается: стюардессы так же похожи на статуэтки и рассекают по проходу в тех же платьях с легкими брючками. Правда, кормят во втором самолете гораздо скромнее: вместо завтрака по меню из 5 позиций подсовывают паек туриста – пухлый бутер с ветчиной. Да не больно-то и хотелось. Приземляемся, вытекаем из самолета.
Удивления продолжаются: аэропорт города Сием Реап (или «съем репу») похож на повзрослевшее бунгало. Непомерно высокая и остроконечная красная черепичная крыша на низкорослом здании. В нем нам приветственно дудит слон. В виде памятника. Первый из многих. Их тут, наряду с Буддами, как... в общем, много. Формальности преодолеваются проще, чем нам предсказывали. Шлеп фотографию – и вот твое имя выкрикивается громко и весело. Джулия. Маргарита. Андреа. Чемоданчики уже крутятся по кругу. Коричневый в пленке, серый, красота. Знакомимся с нашей попутчицей на следующие два дня. Оказывается, это вся наша группа – раз-два-три и обчелся. Идем искать встречающегося. Находим. Фигурой он похож на Будду, лицом – на постаревшего Чингачгука. Завтра в камбоджийских храмах я тоже обнаружу что-то индейское, от города майя в далеких Андах, хотя там и не была. Зовут его Полин, но «н» он забывает произнести. Получается Поли.
Загружаемся в микроавтобус, едем. Вскоре понимаем, что наш проводник с трудом связывает два слова по-русски. Приходится упражняться – договаривать и догадываться. Мы еще не понимаем, что другого гида в Камбодже у нас не будет. Когда поймем, расстроимся, но пока мы беззаботны, несмотря на 10 часов полета +, как минимум, 6 часов шатания по трем аэропортам трех стран. Потому что мы уже поняли, что за окном – другой мир. Не Россия, не Европа, не Африка. А больше я нигде и не была. Поли говорит, что сегодня по программе у нас осмотр трех храмов. Мы дружно стонем от ужаса, потому как устали, кажется, смертельно. Выпрашиваем 2 часа на отдых и обещаем собраться с силами и духом. Но у хитрого Поли на нас другие планы. Он обещает упихнуть три сегодняшних храма в завтрашний день, а сегодня предлагает нам экскурсию на озеро, где красиво и на плавучие деревни посмотреть можно. За 100 долларов. Мы ведемся, но скидываем до 80. Хотя даже название озера понять по его почти мычанию не представляется возможным. Потом Википедия подскажет – Тонлесап.
Великое озеро. Крупнейшее в Индокитае. Если плыть по нему и плыть, можно доплыть до Пномпеня («пни пень») – это столица Камбоджи. Но до озера надо было добраться. А путь лежал через пригород. И это было самое сильное впечатление первого дня. По обеим сторонам узкой и пыльной дороги растут домики на курьих ногах – на сваях. Потому что болотистая местность и кишит змеями, плюс учтите разливы рек. Дома такие, как дети в благополучных странах на деревьях строят. На месяц. Кажется, дунешь – и развалятся. Но они здесь не игрушечные. В них живут, смотрят телевизор, развешивают одежду на просушку, делают детей, которые тут же, голые и довольные, играют в пыли, возле многих домиков – личная молельня, чтобы ставить свечки. Те у предприимчивых камбоджийцев горят всю ночь, вознося Будде желания – без передышки на сон.
Желания – вообще главные молитвы местных жителей, но это мы узнаем завтра. А пока, разинув рты, смотрим на то, как эти самые натуральные курятники служат не только жилищами, но и офисами. Через каждый четыре дома – парикмахерская. Зачем их столько, Поли не объясняет: улыбается. Видимо, вопроса не понял. В трех стенках: четвертой, как в театре, нет (действительно, зачем людям двери), – стоит по два-три кресла, и одно обязательно занято, и счастливого клиента прилюдно и весело лишают косм. Каждый второй дом – магазин. Торгуют всем на свете – от билайновских карточек до телевизоров позапрошлого века. От мебели, которую строгают тут же, до металлолома. От Будд до великов. Ничего у них, у камбоджийцев, не пропадает. Тут же бегают и кудахчат петухи, и лежат на земле тощие молчаливые собаки.
Тонлесап оказывается мутной вытянутой глинистой лужей. Взбираемся на утлую лодку с крышей и разномастными стульями. Поли всучивает нам по лотосу с таким видом, как будто дарит великую драгоценность. Учит выковыривать плоды, вскрывать и есть. Не вкусно. И еще жутко жарко. Душно, влажно, пахнет тиной и затхлостью. Я представляла: голубая гладь, идиллические берега, ажурные пальмочки, прохлада. Наивная. По коричневой жиле плывут в обе стороны длинные облезлые лодки, со следами былого цвета на худосочных корпусах. Чаще – с крышами и опущенными тряпками по бокам: от солнца можно сойти с ума. И это в 5 вечера. Плывут, выплевывая в бок нефтяные струи, шипя моторами и обдавая тебя бензиновыми парами. У берегов купаются малые дети – без взрослых. Мы втроем хмуримся и друг на друга не смотрим, пытаясь скрыть разочарование. Но когда Поли говорит: это еще не озеро, а канал – на душе легчает.
Озеро начинается минут через 20. Большое, как полморя. И на этом море плавают деревни. Дома дрейфуют, как айсберги, ненадежно привязанные к соцветию свай. Соцветие – якорь для дома. Некоторые из них – бензоколонки. У одной такой мы останавливаемся. Наш лодочник вытаскивает гигантскую канистру, и женщина, запеленатая с головы до ног в одежду – от солнца, наливает туда, чего надо. Отчаливаем, углубляемся в «город» на воде. Мимо нас проплывают лодки, чаще одинокие, некоторые из них управляются детьми, детям может быть по 5–6 лет. Некоторые – людьми в треугольных шапках. Это вьетнамцы, поясняет Поли. Рыбаки. Здесь даже есть вьетнамская школа – самое большое здание в плавучей деревне, у одного бока толпится ребятня, у другого стоит несколько лодок, в которых тоже сидят дети. Мы близко не подплываем, нас везут показывать крокодилью ферму. Зрелище не для слабонервных. Сначала крокодилы кажутся чучелами. Даже разинутая пасть слишком неестественна. И на половину съеденная толстая рыба во рту у довольно мелкого экземпляра видится явным перебором. Но когда они начинают двигаться, становится не по себе. Бррр. Лучше сфотаться со шкурами. И на лодку. Но Поли куда-то девается.
И мы стоим и смотрим, как по волнам к нам несет железный таз, управляемый мальчуганом. Ему года четыре, он уверенно сидит в тазу и улыбается, размахивая огрызком весла. А завидев фотоаппарат, кричит: «One dollar». Мы смеемся. «Two dollar», – повышает он ставки. Когда мы отчаливаем, к нам подплывает лодка, в ней женщина и четверо крохотных голых детей. У одного, которому года три на вид, вокруг шеи обмотана змея или длинная рыба. Дети вцепляются в нашу лодку и кричат ту же мантру про «уан доллар». Это пострашнее крокодилов. Ощущение про другой мир усиливается. Он бьет в глаза красками, яркими, южными, дешевыми, фантастически красивыми, даже если выцвели и облупились. Бьет в тебя контрастами. Новизной. Непохожестью. Мы сидим оглушенные. И это не усталость, нет. На обратной дороге останавливаемся посмотреть на лотос. Королевский цветок гордо выглядывает из болота. Это очень по-камбоджийски.
8 Мая 2011 года